Поскольку бежать я не мог, то воспользовался вторым средством, похуже. Я трахнул Шрама дубинкой по голове. Его череп хрустнул, как треснувшая дыня. Шрам осел на землю и посмотрел на меня, будто говоря, что я играю не по правилам. А почему я должен играть по правилам? С такими, как он, это неразумно. Если бы я делал все по правилам, я бы сам пострадал. На всякий случай я ударил его еще разок.
Я перепрыгнул через Шрама, юркнул внутрь и бросился на коротышку со слабым желудком в старомодной одежде. Не спрашивайте, почему я это сделал. Сейчас это кажется глупостью. А тогда я считал это хорошей идеей.
Он пытался открыть двери, ведущие на улицу. Не пойму зачем. Четверка еще стояла в стойлах. Он не смог бы уехать. И далеко бы не убежал. И все же он отчаянно дергал дверь, плюясь зелеными бабочками.
Он услышал, как я вошел и закружился на месте. Точнее, он не кружился, а медленно поворачивался. Одной рукой он уцепился за истрепанную веревку, служившую ему поясом для штанов. Глаза загорелись зеленым огнем. Я двинул промеж них дубинкой.
Одна из бабочек меня укусила. Больно, как оса. Я отвлекся, и старик скользнул в сторону, так что я смазал его по плечу, вместо того чтобы заехать по черепушке. Он взвыл. Я разбушевался и стал дубинкой разгонять насекомых. Глаза старика сверкали, рот широко раскрылся. Я старался избегать его взгляда и огромной зеленой бабочки, которая вылетела из его утробы. Я размахивал дубинкой крест-накрест и заехал ему по челюсти.
Я перестарался. Кость затрещала. Старик согнулся пополам и упал, как выброшенный из шкафа костюм.
Во мне все кипело. Я носился по сараю, как псих, опасаясь новых неприятностей, заставляя лошадей метаться в стойлах и с надеждой ждать, когда я уйду. Я бросился проверить, как там Шрам. Он хрипел и, казалось, весь пропитался дождевой водой. Я метнулся обратно к старику…
Он не хрипел. Он издавал странные звуки, и было видно, что скоро он замолчит насовсем. Я уломал ему не только челюсть.
Гигантская зеленая бабочка наполовину выползла из раскрытых губ и застряла. Старик бился в судорогах, продолжая держаться обеими руками за грубый веревочный пояс, будто боялся потерять штаны.
Я не привык убивать. Конечно, это случалось, но не намеренно и не по моей воле.
Теперь я в самом деле переполошился. Это Холм. Блюстители порядка здесь не те полуслепые, нечестолюбивые полицейские, которым лишь бы содрать деньги. Если меня поймают где-нибудь поблизости…
— Что здесь такое, черт возьми?
Я не запрыгнул на сеновал. Хотя всего-то футов десять. Даже не рекорд для прыжков в высоту. Но я выскочил за дверь, которую открыл старик, искупался по уши в луже и лишь после этого узнал голос Морли.
Все еще дрожа, я вернулся и рассказал ему, что произошло. Присутствие умирающего ничуть не смутило Морли. Он заметил:
— Ты кое-чему научился.
— Что?!
— Расследование завершено, и дело раскрыто за один день. Остается разыскать твоего приятеля Тупа, объяснить ему, где найти злоумышленника, и набить карманы золотом. Тебе везет.
— Да.
Но я не чувствовал, что мне повезло. Мне не верилось, что этот маленький старикашка находил удовольствие в том, чтобы резать хорошеньких девушек.
Морли закрыл дверь, ведущую во двор, и осторожно двинулся к двери на улицу. Я сказал:
— Подожди. Мне надо осмотреть дом.
— Зачем?
Он произнес это резко, будто не хотел, чтобы я туда ходил.
— Там могли остаться улики. Я должен знать.
Морли взглянул на меня с подозрением, покачал головой и пожал плечами. Еду чуждо такое понятие, как совесть.
— Должен — значит должен.
— Да, должен.
Я вошел в сад и споткнулся о дружка старикана. Ну вот! Еще одна загадка. Пока Шрам лежал без сознания, какой-то злодей пырнул его ножом.
Я хмуро посмотрел на Морли. Он и бровью не шевельнул.
— Он им не нужен, Гаррет. И тебе теперь нет нужды о нем вспоминать.
Морли не мог простить, что этот парень устроил сцену в «Домике Радости».
Я не стал спорить. Мы спорили уже много раз. Морли не знает ни жалости, ни раскаяния, для него существует лишь здравый смысл. Именно поэтому — не устает напоминать он мне — я так часто и обращаюсь к нему.
Возможно. Но мне кажется, я обращаюсь к нему, потому что доверяю ему меня подстраховывать.
Я схватил фонарь старика. Фитиль потух. Я отставил фонарь, втащил Шрама в каретный сарай, закрыл дверь и в сопровождении несущего другой фонарь Морли направился к большому дому. По дороге я наткнулся на погасший фонарь.
Дом был не заперт. Нам потребовалось всего несколько минут, чтобы проникнуть внутрь и кое-что найти.
Мы вошли в пыльную кухню. Дальше идти уже не понадобилось. Через пару секунд Морли сказал:
— Взгляни на это, Гаррет.
«Это» была десятилитровая бадья. Ее облюбовала колония мух. Их удивленное жужжание и запах, идущий от ведра, говорили о том, что в нем была не вода. К стенкам прилипли рыжие комочки засохшей крови.
— Им нужно было во что-то собирать кровь.
Я осветил кухню фонарем и обнаружил на сушилке набор ножей.
Это были не обычные кухонные ножи. Их украшали причудливые значки. И засохшая кровь.
Морли заметил:
— Плохо они чистят свои инструменты.
— Ты не видел, как они передвигались. После встречи с Плоскомордым им, наверно, было не очень легко возиться на кухне.
— Теперь ты доволен?
Я должен был быть доволен.
— Да.
Совершенно нет смысла болтаться здесь дальше, а то нас еще повесят со всеми этими уликами.